Теперь молодые люди ехали не позади августинца, а впереди него. Они поспешили к раненому и сообщили ему радостное известие. Умирающий приподнялся, чтобы посмотреть в указанном направлении, увидел монаха, который приближался, подгоняя мула, и с лицом, просветленным радостью, опять опустился на носилки.
— Теперь, — сказали молодые люди, — мы сделали для вас все, что могли, и так как мы спешим в армию принца, то будем продолжать наш путь. Вы извините нас, не правда ли? Говорят, что готовится сражение, и мы не хотели бы явиться на следующий день после него.
— Поезжайте, молодые сеньоры, — сказал раненый, — и будьте благословенны за вашу заботу.
Вы поистине сделали для меня все, что было в ваших силах. Я могу только сказать вам еще раз: да хранит бог вас и всех близких вашему сердцу.
— Мы поедем вперед, — сказал де Гиш своему воспитателю, — а вы догоните нас по дороге в Камбрен.
Трактирщик ждал у дверей. Он все приготовил — постель, бинты, корпию — и послал конюха за лекарем в ближайший город Ланс.
— Хорошо, — сказал трактирщик, — все будет сделано, как вы приказали. Но сами-то вы разве не остановитесь, чтобы перевязать вашу рану? — прибавил он, обращаясь к Бражелону.
— О, моя рана пустячная, — отвечал виконт. — Успею заняться ею на следующей остановке. Прошу вас об одном: если проедет верховой и спросит вас о молодом человеке на рыжей лошади, в сопровождении лакея, — скажите ему, что вы меня видели, что я поехал дальше и рассчитываю обедать в Мазенгарбе, а ночевать в Камбрене. Этот верховой — мой слуга.
— Не лучше ли будет для большей верности спросить его имя и назвать ему ваше? — сказал хозяин.
— Лишняя предосторожность не повредит, — ответил Рауль. — Меня зовут виконт де Бражелон, а его — Гримо.
В это время с одной стороны принесли раненого, а с другой подъехал монах. Молодые люди посторонились, чтобы пропустить носилки. Монах между тем слез с мула и велел отвести его в конюшню, не расседлывая.
— Сеньор монах, — сказал де Гиш, — хорошенько исповедуйте этого человека и не беспокойтесь о расходах, за вас и за вашего мула заплачено.
— Благодарю вас, сударь, — ответил монах с той же улыбкой, от которой Бражелон содрогнулся.
— Едемте, граф, — сказал Рауль, испытывавший инстинктивное отвращение к августинцу. — Едемте, мне здесь как-то не по себе.
— Благодарю вас еще раз, прекрасные сеньоры, — сказал раненый, — не забывайте меня в своих молитвах.
— Будьте покойны, — ответил де Гиш и пришпорил своего коня, чтобы догнать Рауля, отъехавшего уже шагов на двадцать.
В это время слуги внесли носилки в дом. Хозяин и хозяйка стояли на ступеньках перед дверью.
Несчастный раненый, видимо, испытывал страшные мучения, но его волновала только одна мысль: идет ли за ним монах.
При виде бледного, окровавленного человека хозяйка схватила мужа за руку.
— Что случилось? — спросил тот. — Уж не дурно ли тебе?
— Нет, но ты посмотри на него, — сказала хозяйка, указывая мужу на раненого.
— Да, мне кажется, ему очень плохо.
— Я не об этом, — продолжала хозяйка, вся дрожа, — я спрашиваю тебя, узнаешь ли ты его?
— Этого человека? Постой…
— А, вижу, ты узнал его, ты тоже побледнел, — сказала жена.
— В самом деле! — воскликнул хозяин. — Горе нашему дому! Это бывший бетюнский палач!
— Бывший бетюнский палач! — прошептал молодой монах, останавливаясь, и на лице его отразилось отвращение к тому, кого он собирался исповедовать.
Д’Арменж, стоявший в дверях, заметил его колебания.
— Сеньор монах, — сказал он, — настоящий ли это палач или бывший, все-таки он человек. Окажите ему последнюю помощь, которую он у вас просит: ваш поступок от этого будет еще достойнее.
Монах, ничего не ответив, молча направился в нижнюю комнату, где слуги уложили умирающего на кровать.
Увидав служителя алтаря, шедшего к изголовью больного, слуги вышли и затворили за собой дверь.
Д’Арменж и Оливен дожидались их. Все четверо сели на коней и рысью пустились по дороге вслед за Раулем и его спутником, уже исчезнувшими вдали.
Когда воспитатель и его свита уже скрылись из вида, перед гостиницей остановился новый путник.
— Что вам угодно, сударь? — спросил побледневший хозяин, все еще взволнованный своим открытием.
Путник знаком показал, что хочет пить, затем слез с лошади и сделал движение, каким чистят лошадь.
— Черт возьми, — пробормотал хозяин, — а этот вот, кажется, еще и немой. Где хотите вы пить? — спросил он громко.
— Здесь, — сказал путешественник, указывая на стол.
«Оказывается, я ошибся, — подумал хозяин. — Он не совсем немой».
Он поклонился, сходил за бутылкой вина и печеньем и поставил их на стол перед своим молчаливым посетителем.
— Угодно ли вам, сударь, еще чего-нибудь? — спросил он.
— Да, — ответил путешественник.
— Что же вам угодно?
— Узнать, не проезжал ли здесь молодой человек пятнадцати лет, верхом на рыжей лошади, в сопровождении слуги.
— Виконт де Бражелон? — спросил хозяин.
— Именно.
— Значит, вас зовут господин Гримо?
Приезжий утвердительно кивнул головой.
— Значит, вас зовут господин Гримо?
Приезжий утвердительно кивнул головой.
— Так вот, — сказал хозяин, — ваш молодой барин был здесь четверть часа тому назад. Он будет обедать в Мазенгарбе и ночевать в Камбрене.
— А сколько отсюда до Мазенгарба?