Двадцать лет спустя. Часть 1 - Страница 35

А Планше не думал ничего: он переваривал свой завтрак.

На опушке леса д’Артаньян увидел указанную ему дорогу, а в конце дороги башни огромного феодального замка.

— Ого, — проворчал он, — этот замок, кажется, принадлежал старшей ветви рода герцогов Орлеанских.

Уж не вошел ли Портос в сделку с герцогом де Лонгвилем?

— Ай да поместье, сударь! Хорошо управляется! — сказал Планше. — И если оно принадлежит господину Портосу, то его можно поздравить.

— Не вздумай только, черт побери, назвать его Портосом, — сказал д’Артаньян, — или даже дю Валлоном. Называй его де Брасье или де Пьерфон. Ты погубишь все наше дело.

По мере приближения к замку, который привлек их внимание, д’Артаньян стал убеждаться, что тут не может жить его друг. Башни, хотя и прочные, как вчера выстроенные, были пробиты и разворочены, точно какой-то великан изрубил их топором.

Доехав до конца дороги, д’Артаньян увидел у своих ног чудесную долину, в глубине которой дремало небольшое прелестное озеро, окруженное разбросанными там и сям домами с соломенными и черепичными крышами; казалось, они почтительно признавали своим сюзереном стоявший тут же красивый замок, построенный в начале царствования Генриха IV и украшенный флюгерами с гербом владельца.

На этот раз д’Артаньян не усомнился, что он перед жилищем Портоса.

Дорога вела прямо к красивому замку, который рядом со своим предком на горе напоминал современного щеголя рядом с закованным в железо рыцарем времени Карла VII. Д’Артаньян пустил лошадь рысью. Планше поторапливал своего скакуна, стараясь не отстать от хозяина.

Через десять минут д’Артаньян въехал в аллею, обсаженную прекрасными тополями и упиравшуюся в железную решетку с позолоченными остриями и перекладинами. Посреди этой аллеи какой-то господин весь в зеленом и раззолоченный, как решетка, сидел верхом на толстом низком жеребце. Справа и слева от него вытянулись два лакея в ливреях с позументами на всех швах; поодаль толпой стояли почтительные крестьяне.

«Уж не владетельный ли это господин дю Валлон де Брасье де Пьерфон? — сказал про себя д’Артаньян.

— Бог мой, как он съежился с тех пор, как перестал называться Портосом».

— Это не может быть он, — сказал Планше, отвечая на мысль д’Артаньяна. — В господине Портосе шесть футов росту, а в этом и пяти не наберется.

— Однако этому господину очень низко кланяются.

Сказав это, д’Артаньян двинулся по направлению к жеребцу, лакеям и важному господину. Чем ближе он подъезжал, тем более ему казалось, что он узнает черты его лица.

— Господи Иисусе! — воскликнул Планше, который тоже как будто признал его. — Сударь, неужели это он?

При этом восклицании человек на коне медленно и весьма величаво обернулся, и путешественники увидели во всем блеске круглые глаза, румяную рожу и блаженную улыбку Мушкетона.

И точно, это был Мушкетон, жирный, пышущий здоровьем и довольством.

Узнав д’Артаньяна, он — не то что этот лицемер Базен — поспешно слез со своего жеребца и с обнаженной головой пошел навстречу офицеру. И почтительная толпа круто повернулась к новому светилу, затмившему прежнее.

— Господин д’Артаньян! Господин д’Артаньян! — вырвалось из толстых щек Мушкетона, захлебывавшегося от радости. — Господин д’Артаньян! Ах, какая радость для моего господина и хозяина дю Валлона де Брасье до Пьерфона!

— Милейший Мушкетон! Так твой господин здесь?

— Вы в его владениях.

— Но какой же ты нарядный, жирный, цветущий! — продолжал д’Артаньян, без устали перечисляя перемены, происшедшие под влиянием благоденствия в некогда голодном парне.

— Да, да, слава богу, сударь, — ответил Мушкетон, — я чувствую себя недурно.

— Что же ты ничего не скажешь своему другу Планше?

— Планше, друг мой Планше, ты ли это? — вскричал Мушкетон, с распростертыми объятиями и со слезами на глазах бросаясь к Планше.

— Я самый, — ответил благоразумный Планше, — я хотел только проверить, не заважничал ли ты.

— Важничать перед старым другом! Нет, Планше, никогда! Ты этого и сам не думаешь, или плохо ты знаешь Мушкетона.

— Ну и хорошо! — сказал Планше, соскочив с лошади и, в свою очередь, обнимая Мушкетона. — Ты не то что эта каналья Базен, продержавший меня два часа в сарае и даже не подавший вида, что он знаком со мной.

И Планше с Мушкетоном расцеловались с чувством, весьма растрогавшим присутствующих, решивших, ввиду высокого положения Мушкетона, что Планше какой-нибудь переодетый вельможа.

— А теперь, сударь, — сказал Мушкетон, освободившись от объятий Планше, безуспешно пытавшегося сомкнуть руки на спине своего друга, — а теперь, сударь, позвольте мне вас покинуть, так как я не хочу, чтобы мой барин узнал о вашем приезде от кого-либо, кроме меня; он не простит мне, что я допустил опередить себя.

— Старый друг! — сказал д’Артаньян, избегая называть Портоса и старым и новым именем. — Так он еще не забыл меня?

— Забыть? Это ему-то? — воскликнул Мушкетон. — Да не проходило дня, чтобы мы не ожидали известия о вашем назначении маршалом либо вместо господина до Гассиона, либо вместо господина де Бассомпьера.

На губах д’Артаньяна промелькнула одна из тех редких грустных улыбок, что остались в глубине его сердца как след разочарований молодости.

— А вы, мужичье, — продолжал Мушкетон, — оставайтесь при его сиятельстве графе д’Артаньяне и постарайтесь как можно лучше служить ему, пока я съезжу доложить монсеньеру о его приезде.